Наши гости
21/02/2015 Люся Мокко (Людмила Мотыченко)
родилась в Пензе, закончила кафедру медицинской психологии факультета психологии МГУ. Много лет проработала в психиатрии, занималась диагностикой, военной и судебной экспертизой. После перестройки пришлось уйти в свободное плавание: вместе с друзьями создали небольшую компанию, работаем в сфере управленческого консалтинга. У меня трое взрослых детей и двое внуков.
Стихотворчеством увлеклась ровно два года назад и теперь просто не представляю, как жила без этого раньше! ))
родилась в Пензе, закончила кафедру медицинской психологии факультета психологии МГУ. Много лет проработала в психиатрии, занималась диагностикой, военной и судебной экспертизой. После перестройки пришлось уйти в свободное плавание: вместе с друзьями создали небольшую компанию, работаем в сфере управленческого консалтинга. У меня трое взрослых детей и двое внуков.
Стихотворчеством увлеклась ровно два года назад и теперь просто не представляю, как жила без этого раньше! ))
Простое ремесло
Испит до дна последний майский день, и ночь светла, и влажен запах травный. За речкой тихо шепчутся дубравы, и лето спит в кувшинках на воде. А ты не спишь. Плетёшь венки из слов, забытых слов, оживших в тёплых пальцах. Трещит сверчок, чадит свеча из смальца… Плести венки – простое ремесло. Ты знаешь всё о каждом стебельке: как назван он и где оставил корни. Слова твоим желаниям покорны, цветут в глуши, не виданы никем. Венки спасут от слёз, прогонят страх. В них шум дождя вплетён, и летний ветер, и зрелость зёрен, яркость слов-соцветий… Но за венки сжигают на кострах. С той стороны На той стороне солёной от слёз реки не гаснет закат, и камни, как дым, легки, и можно взлететь, мелькнув синевой крыла. Никто из живых там не был, а я – была. Не смея вдохнуть, ступала на хрусткий лёд, считала шаги, сбивалась… но шла вперёд. Твой тающий след, как блик на сыром снегу, никто отыскать не сможет, а я – смогу. Тебя догоню – и нас унесёт река, степная трава взойдёт посреди песка. Угаснувший свет, бегущую вдаль волну никто не вернёт обратно, а я – верну. Девочка, послушная ветру Ночью она говорила с ветром, слушала жалобы сорных трав. Ветер шептал, что она бессмертна, к ней обращался – «моя сестра». Ветер любил прилетать внезапно, тоненькой веткой стучать в окно, путать слова и прогноз на завтра (к чёрту прогнозы!). А ей давно в запертой комнате было душно. Окна в решётках, без ручки – дверь… Мама просила: «Врачей послушай! ты заболела… ну, что ж теперь…» Девочка знала, болтливый ветер – это не бред, это сводный брат. Если спросить его, он ответит, жаль, что не сможет с собой забрать к дальним лугам и полёглым травам (в августе нынче опять жара). Ветер считал, что врачи неправы, что у сестрёнки пройдет хандра, стоит лишь ночью, вдохнув поглубже, стать невесомой и прыгнуть ввысь!.. Окна больницы смотрелись в лужи, прятались птицы в тени листвы. Осенью ветер всё чаще злился, дулся на девочку, гнул своё: «Эй, для бессмертных зачем больницы? Глубже вдохни, полетим вдвоём в северный лес, где достал до неба мёртвым снегам непокорный кедр. Вверх посмотри, или ты ослепла? Чувствуешь силу в моей руке?» Девочка встала, вдохнув послушно. С пылью играл по углам сквозняк. Трудно с лекарствами быть воздушной, трудно дышать, а лететь – никак… Утром ей скажут: «Прогноз хороший. Пара недель, и пойдёшь домой». Ветер гудел: «Я тебя не брошу… Дом позабудь, ты летишь со мной!». *** Мама рыдала. А доктор молча в карте писал – «затяжной психоз». Он же не видел, как ветер ночью девочку к дальним лугам унёс. |
Я видел сам
«В действительности всё не так, как на самом деле» (Станислав Ежи Лец) Земля стоит на трёх больших китах, я видел сам, я гладил их по спинам. Их тёплый синий запах я впитал, и он согрел меня на бледных льдинах. Болтали мы на разных языках о том, как мало в море свежей рыбы. Киты свои уставшие бока чесали о Карпаты и Карибы. А в книгах я читал, что это миф, и что планеты мчатся по орбитам. Но помню я теченье, и пролив, и трёх китов… пока что не убитых. Ведомый Тебе ли не знать, как опасно в степи бездорожье, Как тропка в лугах неприметна, что тянется в детство. По пыльным просёлкам бредёшь и не знаешь, хорош ли Случайный твой путь, от которого некуда деться. Тебе ли не знать, что не мы выбираем дороги, Что нас выбирают и под ноги стелются сами. Кому-то Владимирский тракт, кандалы и остроги, Кому-то шоссе, а кому-то – леса да Сусанин. Тебе ли не знать, отчего с каждым годом всё чаще Ты смотришь назад, будто веришь, что можно вернуться. Потери легки, а успехи, как сон, преходящи, Но даже они не бывают на розовом блюдце. Тебе ли не знать, что дороги бывают чужими, Зовут в никуда и всё дальше уводят от дома. Ты шёл по таким? Ты вернулся обратно, скажи мне? А я не вернулся… Я так и остался ведомым. Тебе ли не знать… Неубитые Ни к чему им мундиры с медальными лентами. Сказки – в прошлом, а в будущем – горько и солоно. Ломкий холод и боль оставляя валентными, Жесть безумный алхимик вольёт в своё олово. Груды стойких солдатиков, злых, искалеченных, Позабытых невестами и командирами, Их убить было сразу, всех скопом, не легче ли? Пусть дышали б из вечности чёрными дырами. И вмерзали бы в сны, и шептали бессонницей, Тихо пели ветрами, скрипели калитками… Но глазеет луна вечерами бессовестно И ревнуя следит за подружками прыткими. Только матери плачут, и верят, и молятся, Вновь беременны теми седыми мальчишками. Не ударит набат… У разрушенной звонницы Сыплют в мятый берет на земле мелочишку им. |
02/11/2013 Александр Грозубинский (Alex Grozoubinski)
Родился и рос на Украине. Потoм семь лет жил и работал в Сибири, С конца 1992 года в Мельбурне Австралия. В 2006 году получил первый приз на турнире поэтов в Дюссельдорфе. Авторские сборники вышли в Нью-Йорке и Красноярске. Печетался в России, Германии, США и много-много раз в Австралии
website
Родился и рос на Украине. Потoм семь лет жил и работал в Сибири, С конца 1992 года в Мельбурне Австралия. В 2006 году получил первый приз на турнире поэтов в Дюссельдорфе. Авторские сборники вышли в Нью-Йорке и Красноярске. Печетался в России, Германии, США и много-много раз в Австралии
website
***
Ноженек жалко и жалко рученек. Еще головушка –кладезь сюжетов. Нет, из меня не получится мученик, Но очень сойду, как невинная жертва. Иду в толпу, где лица теряются, И в который раз замечаю с досадой, Что такие, как я, здесь не растворяются - Они всегда выпадют в осадок. Это снимается только с кожею. Это все - я от локтей до коленей. Так и ношусь со своей непохожестью, И ненавижу ее и лелею. *** «caelum non animum mutant qui trans mare currunt» (Гораций) Это из личного опыта пусть и доходит не сразу Это всегда и везде и для всех на любом берегу Кто-то из римлян придумал красивию фразу: «Небо, не душу, меняют те, кто за море бегут» Мне бы ценить, что нашел. Успокоиться мне бы. Мне бы решить, что совсем не терял ничего. Небо. Конечно, здесь очень красивое небо. Ну а душа то у горла, то в пятках, то просится вон. И переменам то рада она то не рада, Как не стараюсь, я справиться с ней не могу Как все красивое, это наверное правда. «Небо, не душу, меняют те, кто за море бегут» |
Светлячoк
Мне повезло родиться не одним из тех, кому сомненья не присущи Мне кажется в Стране Кровососущих я был иной породы чем они. Привыкший и к такому, и к сякому живя по их законам естества… Но я не верил в браство насекомых. И к мухам не испытывал родства. Я знал родство с кузнечика смычком с палитрой бабочки и эльфами Апреля. Мне кажется, я был там светлячком. (не ярким, потому меня терпели) Мой край и не был солнечным.... Потом, когда уже совсем сгустились тучи, все сдвинулось, и я попал в поток таких, как я и более прыгучих А здесь уже под новою Луной так мало темноты, так много света. А где темно там нужен свет иной, А у меня иного света нету. Прости, Родство, призвание прости. Что ж, светлячок не выбился в светила. Мне стало так привычно не-светить, что самому не помнится, светил ли? |
05/07/2013 Наташа Коткина, поэтесса, Москва website
Родилась и живу в Москве. По специальности инженер. Несколько лет работала в НИИ водного транспорта. Несмотря на все недостатки советских НИИ, мне посчастливилось работать в отделе, где свободное научное творчество всячески поддерживалось. Считаю это время одним из самых счастливых. От него у меня осталась огромная любовь к водным пространствам и ко всему, что способно по ним передвигаться. Несколько лет моей жизни были посвящены изучению астрологии как науки - той, которая не имеет ничего общего с гороскопами в популярных журналах. И сейчас все больше убеждаюсь, что случайностей в мире не так уж и много, если вообще они есть... Но, как ни странно, в этом нет ничего грустного... Стихи пишу с 2004 года, хотя несколько стихотворений остались от студенческих лет.
Вечернее сумбурное
Мир катится куда-то - не понять. Весь - в войнах, революциях и смутах. А хочется - блаженства и уюта, и всех друзей увидеть и обнять. Но мир летит, наматывая жизнь на параллели и меридианы. И если можешь, ты, малыш, держись... Что это - соль на раны или прана - поймешь потом когда-нибудь. Не здесь. Не в этот раз и не под этим небом. А тут - живи, вдыхая эту смесь - целебных трав, любви, ржаного хлеба... Ледостав Ледостав на реке. Ледостав. До апреля еще, ох, как долго... И буксир, от работы устав, крепко спит с осознанием долга, что был выполнен им до конца, несмотря на капризы погоды. Дождь смывал ему слезы с лица (то есть с рубки). Забортные воды под винтом танцевали, кружась, белой пеной отметив кильватер. И под тот несмолкающий джаз облака словно клочьями ваты повисали над серой рекой, в ней навек утонуть собираясь, отпуская себя на покой, а других - к пониманию рая... Это было еще в октябре, а потом повторится в апреле. Так в знакомой до боли игре мы ходы повторяем до цели. Досчитай же, приятель, до ста. Не грусти и забудь про разлуки. Ледостав на реке. Ледостав. Но весны уже близятся звуки. Малыш, ты объявляешь мне войну? Малыш, ты объявляешь мне войну? Но старше я, и, стало быть, мудрее. Я выиграю её, и тем скорее, чем раньше ты курок нажмёшь. Страну не будут волновать забавы эти. Планета не подпрыгнет на оси. Не рухнет небо, сколько не проси. По-прежнему рождаться будут дети. Ты думаешь, что я - причина бед? Мы оба знаем: истина - не в этом... Позволь душе принять немного света, и ты увидишь правильный ответ. Малыш, ты объявляешь мне войну? Моя рука протянута для мира. Я знаю, что тебе подвластна лира. А без неё планета канет в тьму... Малыш, ты Македонским хочешь стать? Победы, крови жаждешь ты и мести? Малыш, поверь, я выиграю на месте лишь тем, что я не буду воевать. И это – тоже я… ... Я с лошади упал в Полтавской битве, потом хромал у Павла на балу: нога не танцевала в нужном ритме, запомнив то паденье. Наяву я бредил неудавшейся атакой, я Карла видел, слышал этот бой. И в танце я чуть не затеял драку, поскольку не был в тот момент собой. Вдруг для меня смешались все событья. Что век назад – то сделалось вчера. Я спать ложился под Аустерлицем, вставал в Берлине, с самого утра разбуженный победной канонадой и пением бродяги-соловья. Я брёл сквозь время через листопады до мая от седого ноября. В моём в веках проложенном полёте судьба так неожиданно права: вчера споткнулся я на эшафоте – сегодня разболелась голова. Я многих женщин знал и очень близко. А при Артуре женщиной был сам. Я поднимался вверх и падал низко, молитвы посылая небесам. Мои следы остались на ступеньках египетских суровых пирамид. Я за руку здоровался со Стенькой, и им же был в пылу страстей убит. Я говорил когда-то на латыни, владея в совершенстве языком. Я знал законы Рима непростые, и с Плинием я лично был знаком. И это знанье мне порой мешает. Я путаю и даты, и слова. ... Но март в Москве. Снег постепенно тает. И к вечеру яснеет голова. |
Жук
Мне жук попал под колесо. Велосипедное. И только. Но разлетелась на осколки чужая жизнь. И невесом маячит в воздухе вопрос: Зачем такое с ним случилось? Куда он шёл, скажи на милость, тропинкой между двух берез? Спешил, быть может, по делам. Его жена ждала и дети. Ему казалось - мир так светел. Вдруг колесо - напополам. Боюсь представить, что когда Судьба толкает в закоулки, кому-то Там твоя беда - велосипедная прогулка. Кумир Как хочется порой создать кумира, На все готовый получить ответ, Расслабиться, постичь законы мира И у кумира запросить совет. Кумир совет всенепременно выдаст. А ты его примеришь на себя. Немного жмет в плечах и длинен снизу, Но можно потерпеть, Его любя. А твой герой все норовит исчезнуть, Втихую с пьедестала соскользнуть. И рыцарские латы ему тесны, И не туда совсем он держит путь. Ты отпусти его – так будет лучше. Не жди, пока развалится он сам. Доспехи на костыль заменит случай, Забрало превратится в старый хлам. Лик ангела? Теперь уже гримаса… Не надо это дальше продолжать… Он честным был до нынешнего часа. Оставь ему возможность не солгать. Проходит лето Готовятся к отлёту птичьи стаи. Проходит лето - в общем-то, пустяк... За дверью время обречённо тает, секундой зацепившись за косяк. Лист пожелтевший спустится на землю под музыку проснувшихся ветров, призывам лета подождать не внемля, не слушая твоих и чьих-то слов. Ты исчезаешь вместе с этим летом. Вы с ним и раньше были заодно. Я остаюсь. Разменная монета не удлинит прощанья полотно, что соткано из взглядов и слезинок, из поцелуев и неловких рук, из обещаний, окликов и льдинок, попавших в сердце прихотью разлук. Проходит август. Осени дыханье уже коснулось зеркала воды. Над ним туман размазывает грани и прячет от меня твои следы... Навеянное Истина где-то рядом. Видишь ли ты её? Чьи-то слова и взгляды, чьих-то страстей кино. Дым твоей сигареты. Искры потухшей плач. Истина рядом где-то. Смейся - бессилен врач. От казны до казни От казны до казни только буква, лишь один, чуть изменённый звук. Шаг один. Его стрела из лука пролетит, пока прочертит круг колесо смертей и воплощений, суеты, забвений и надежд, всех твоих обид и непрощений и прощений и круженья меж городским расплавленным асфальтом, скоростью гремящего метро, непоездкой на Алтай и Мальту и огнём воронежских костров... И в смятенье дней, ночей и мыслей, в переплёте слов и падежей звуки, буквы и, должно быть, числа вновь играют в слуг и королей. И в игре, где ты - и бог, и кукла, где ты можешь плакать или петь, есть лишь шаг, одна простая буква между словом "смерть" и словом "сметь". |
01/04/2013 Игорь Панков, Издательский Дом Южная Звезда - внизу ссылка
Игорь Панков (1959-2012) - поэт, писатель, бард и сценaрист, член союза журналистов России, автор трех стихотворных книг
Февральский снег
Февральский снег кружится над страною, и странно мне, что у меня в стране и надо мною всё, и подо мною бело и сине, точно на Луне. Что явятся, нам свет скупой отмерив, и пропадут в серебряной пыли дни – добрые и грустные как звери, что из лесу погреться к нам зашли. Что поцелуи глубже, чем сугробы: провалишься – не выбраться вовек, но в странной невесомости мы оба стоим и смотрим, как кружится снег… Взлети со мной, всех смут моих виновник! Не смей, молю, заглядываться вниз! В твоих руках твой ветреный любовник, и сущее, и вечность, и каприз. Пускай и нам, как образам Шагала, покажется над нитью колеи, что для любви бессмыслицею стала привычка к притяжению Земли. Стряхни с подошв невзгод и бедствий метки, ничтожность клятв, сомнений низкий дым. Пускай лишь двое вырвутся из клетки! Ведь я-то думал – я совсем один. Бабье лето Бабье лето. Бархатный сезон. Позолота позднего барокко. Всюду, от Мурманска до Марокко, в атмосфере солнце и озон. Всё в природе чуть навеселе. Счастье так вещественно и зримо! То оно – пуховая перина, то – бутылка водки на столе. На балкон ли выйдешь ввечеру, взглядом всю вселенную окинешь: облака, белея, как бикини, весело трепещут на ветру. Бабье лето, боль моя и грусть: где ты, где ты, жизни половина? Может, мне кладбищенская глина вместо листьев падает на грудь? Горький дым. Солёные дожди. Бред бессвязный трубок телефонных. С простыней, как крыши раскалённых, губы жадно шепчут: «Подожди…» |
Ангел
Недолюбленное дитя, недоласканный ангел мой, позабудь о земных путях, возвращайся скорей домой. Я живу на краю земли, а вокруг лишь одна вода, и случайные корабли не зайдут никогда сюда. Здесь уносит морской прибой души странников к небесам. А не веришь, Господь с тобой, я ведь в это не верю сам. Просто я разучился ждать, позабыл назначенье слов, письма счастью устал писать на обрывках безумных снов. Прочитал я пять тысяч книг, истоптал я пятьсот дорог, все забыл, но твой светлый лик позабыть до сих пор не смог. Ризы солнечные твои взору застят весь белый свет, потому что такой любви на земле и на небе нет. Это знает морской прибой, что уносит нас к небесам. А не веришь, Господь с тобой, я ведь это придумал сам. Просто я разучился ждать, позабыл назначенье слов, письма счастью устал писать на обрывках безумных снов. |
___________________________________________________________________________________________
Издательский дом «Южная звезда» основан в декабре 2012 года ставропольскими литераторами Виктором Кустовым и Игорем Касько. В его состав входят: одноимённый литературный журнал (издаётся с 2002 года) и электронное издательство (www.book-st.ru). Над серией «Современная русская библиотека» работают редакторы, художники и дизайнеры – настоящие профессионалы своего дела, всем сердцем любящие литературу и увлечённые идеей создания проекта, интересного многим не только в России, но и за её пределами.
Если вы желаете подписаться на электронную версию книг, которые будут выпускаться Южной Звездой, то вы можете прочитать условия в этих файлах:
Если вы желаете подписаться на электронную версию книг, которые будут выпускаться Южной Звездой, то вы можете прочитать условия в этих файлах:
podpiska_na_elektronnuyu_versiyu_knig.doc | |
File Size: | 1004 kb |
File Type: | doc |
spisok_10_knig.doc | |
File Size: | 24 kb |
File Type: | doc |
___________________________________________________________________________________________
Обнять
...и сердце, раскинув руки, обнимет собою небо, я знаю, что где бы нЕ был твой взгляд, я найду дорогу, ведь песня твоя – без срока... и сказка моя – Вселенной, а радость всегда мгновенной улыбкой в объятьях Бога... и кто ещё сможет видеть, как дни заменяет прочерк, как губы мои пророчат "dum spero..." (прости, Овидий*...) и все перемножив звуки, я слышу тебя, я внемлю... а сердце, раскинув руки, обнимет собою землю... --- * Dum spiro, spero [дум спиро, спэро] (лат.) – Пока дышу, надеюсь. Мысль, которая неоднократно встречается у древних авторов, в том числе и у Овидия. У меня она перефразирована наоборот, т.е. "Пока надеюсь..." то, что меня волнует... то, что меня волнует, похоже на окна... светлые пятна в ночных конспектах окраин... Бог мой, я знаю, что я ничего не знаю, только не в этом дело, поверь мне, Бог мой... то, что меня волнует – глаза любимой... это уже полцарства, к чему нам кони?.. Бог мой, я помню, счастье не уместить в ладони, если за руки взяться, течёт сквозь зимы... ближе к весне... и то, что волнует – греет... сердце – капелью, так времени камень точит... Бог мой, душою пишу, ты прости за почерк... редко словами... в которых открыты двери... светлый... (из цикла "Пять оттенков синего") светлый... моя тишина подождёт, светлый... по краю лица бродит улыбка, сорвётся?.. представь себе – ночь в открытое солнце как будто в окно влезает по лестнице, может кряхтя, но стараясь без шума... я вижу – моё ожидание было не так уж бездумно – я помню дорогу, я снюсь тебе, ты улыбнёшься?.. рисуем созвездия, светлый... находим дыханье... не в рифмах, не в ритме, не в смысле отдельном... но слитно с мечтою... друг в друге... душа моя, ты ли горела звездою?... и падала, светлый... и падала в наше молчанье... Портреты 1. Это пепел, упавший в строку, а ты говоришь: "Снег..." Это время тлеет в глазах молчаливых портретов... Это светом раскрашенным ткут полотна вокруг век, отражая любовь и печаль уходящих рассветов... 2. Это ветер, уснувший в груди, но ты не ищи ночь... Это тени танцующих рук неподвижной картины... Это взгляды дрейфующих льдин, что могут свести прочь, рассыпая любовь и печаль по белеющим зимам... 3. Это пепел, упавший в строку, а ты говоришь: "Снег..." Сестра моя, море... (из цикла "Портреты") мистика какая-то… думаю о тебе, представляется море… волны стаями, цепляясь за берег, не могут остаться, бьются как сердце живое… _ _ а я… я слышу тот звук… или только помню?.. ладонью касаясь стен, словно клетки грудной, выросшей до размеров квартиры, дома, города, мира, да что там! – Вселенной… если её уместить за душой… _ _ а ты… ты читаешь письма, листая экран… нарисованный голос, закованный смыслом, в словах растворённый… но моря – там нет… только строки на тёмном… как волны… *** рисую морскими красками чаек – твои глаза... снятся ли? веришь, не помню... волнами сны уходят... строишь песочный замок из времени... или вроде того... и вдруг понимаешь – реальность осталась за тем белым листом бумаги, где чайки... без имени, просто как острый приступ свободы... невнятной, ни-от-чего... но хочется... знаешь, хочется... нырнуть в глубину, а воздух пускай плывёт "пузырьками"... словами стиха твоего... *** ...даже звёзды застыли, и движется время по ним – чуть дыша, раскрывая цветок за цветком, в глубину... знаешь, вера моя – не простёртый над голосом нимб, а волна твоих нот, где сегодня я сердцем тону... пусть поймёшь только ты... мне не нужен парадный салют и красивый камзол или шпаги эфес серебром, если в море корабль (даже с тысячью разных кают), мы с тобой убежим, пусть на шлюпке, но только вдвоём... наша музыка с нами, всегда, слышишь – тихо в груди, и ладоней тепло, прикасаясь, рождает зарю... и выводит твой взгляд этот вечный волшебный мотив, а моя тишина отвечает коротким: "люблю..." я тихо сказал... я тихо сказал: "если хочешь, зайди... напою тебя чаем, улыбкой, словами, невозможными днями, молчаньем пути, а быть может, мечтами... да, конечно, мечтами..." ты, наверное, слышала, в струнах ветвей ветер шил свою музыку... друг мой, так странно... между поздно и рано лепить снегирей, белоснежных листов растопив полстакана... *** я ношу с собой тело и даже тень его... иногда тяжело бывает с первым... если в сердце поёт... – говорят "живой", если в пальцах дрожит – уточняют "нервы"... может, правы и те, и другие, но я ношу своё тело как реки воду... мне сегодня сказали, что ближе дно... я ответил, что в море впадаю родом... это много и мало – ощущать вокруг бесконечность танца в движеньях света... мне сегодня сказали: "ты слепнешь, друг..." акварелью в сердце храню портреты... Как хорошо... Как хорошо выгуливать луну На поводке бессонницы случайной, Сверяя неба суть и глубину С душой своей и музыкой дыханья... Как хорошо разгадывать слова В кроссвордах звёзд, начертанных Вселенной, Где истина проста, как дважды два, Приходит откровением мгновенным... И хорошо с любимою брести По улочкам спокойным, без прохожих, Где каждая улыбка, словно стих, Рифмуется с её улыбкой тоже... *** коснулось... словно ветер налегке промчался, растревожил душу... а можно грусть твою прижать к щеке? и слушать... скажи... мне голос тот знакОм – травинкою он тянется, танцует... как хочется согреть его плащом и поцелуем... пусть принц непонарошку... в две строки – ладонями сплетаясь, водопадом... о, как же наши звёзды далеки!.. и рядом... только это не называй стихами... парус в раскрытом море, словно одна страница, и не слова, не птицы, росчерк пера в сегодня, то ли ладони-сходни, то ли любимых знаков бег прострочит бумагу, чайкой причалит утро... ты не серчай, я будто брежу, глаза уходят... берегом или вроде... тонут в солёных каплях, пишутся, только это не называй стихами, ветром... водой и ветром... или лежачим камнем... Три точки... … три точки три узелка на память словно индейские письма в лето… сможешь перевести мой взгляд в слова?.. тёмной ночью окно поднимает знамя рассвета… и о чём-то грустят мои сны, когда спит голова… ласково улыбнулась, протянулась нитью музыка, ты держись за неё!.. Тот-Кто-Узнаёт – проводник на мирной тропе… это не страшно – однажды понять, что душа – полёт!.. вверх… или вниз… какая разница! главное, чтобы к тебе… |
***
а если проснуться... а если коснуться ласково, лежать и глядеть как море танцует-дышит, ресницы поют (не дрожат, просто их не слышат), и бабочки снов тают тихо над нами красками... так виделось мне... а потом я (губами сонными), пил чай, улыбался, молчал... ты смеялась (знала?) и снежное утро... Москва нас опять встречала, а мы шли по ней... и пели, ты помнишь?.. вОлнами… моя любимая муза... моя любимая муза, в твоих ли ладошках те зёрнышки радуг, что я нарисую словами, как слышится мне, и немножко без слов, лишь молчанием, брошенным всуе... моя любимая муза, мне снится - так близко твой голос с моим, словно рек совпаденье, и строки таят – где в них лодка, где пристань, лишь месяц мелькнёт за окошком-мгновеньем... моя любимая муза... пора и закончить письмо в словаре, на полях отмечая, где сердце стучится прообразом точки, ведь каждый в себе носит капельку рая... Через движение к себе... 1. ещё в начале тишины, но ближе к цвету... на шаг, на оборот вовнутрь глаголом "видеть"... через движение к себе пишу портреты миров, что рядом и во мне сплетают нити... 2. и там, где просится в глаза осколок грусти, не прогоняю, знаю, жизнь всё мерит полной... через движение к себе и дальше - к устью... впадает в небо тишина из тёмных комнат... Стрела Арлекины взрослеют в Пьеро, тетива их улыбок рвётся слишком часто, стрела остаётся как заноза внутри, и перо ковыряет бумагу до дыр, замыкая в слова будто в клетки песни птиц, ветер, спящий на ветке, и холодную серость квартир... Арлекины взрослеют, мой друг, переходят из круга в квадраты тёмных окон и вечного "надо", когда "хочется" – меньше, чем звук... И ты спросишь – к чему я всё это?.. улыбнусь, и стрела без ответа… Радостно (акростих) Реки поют, и вслед за голосом Август свои распускает волосы, Длинные тени... душою тянется Остров, где вдох переходит в танец мой... Словно узорами бабочек, листьями, Тайнами слов и простыми мыслями, Нотами ягод... и шуткой-лакомством:) Остров, где вдох означает радостно... *** присмотрись, это рядом словно ночные тени... можно рукой дотронуться и ощутить мгновенно... знаешь, бывает читаешь строки стихотворений, чувствуешь нить, мы связаны, мы в танце одной Вселенной... Меланхолия Меланхолия. Мелом рисую на асфальте фантазии дни, поминая, как водится, всуе имя Господа... (Боже, храни...) И пытаюсь добраться до сути, но дорога как солнечный луч - промелькнёт, отразится, разбудит... да исчезнет за спинами туч... Меланхолия. Странная штука... То ли время с душою не в такт, то ли голос, стреляя из лука, попадает всё чаще впросак... И не выдумать рифму простую... лишь печально струна прозвенит... Поминаю, как водится, всуе имя Господа... Боже, храни... *** свет уставший, свет уснувший укрывает темнота... только звёзды светят в души, беспокойные – в уста... снится в море ветер грудью... неподвластный снам мой Бог бродит по теченьям судеб между берегами строк… Возвращение в город он такой же, но я другой... из ветров и тропинок вдетых словно нитки в иголки лета, что прошили поля травой... он такой же, а день ко дну... и леса из домов тревожны... тишиною своей подкожной в мешанине дорог тону... он такой же... и я меняюсь... отпускаю на волю птицу, что успела в глаза вселиться... здравствуй, город!.. ...я возвращаюсь... *** не ищи меня, я – ненадежен, снегом падаю с крыш, когда ты спишь... когда ты спишь, я пытаюсь зёрна растить из руки, только зима уже и сквозняки... только зима становится музыкой, скрипками снега, кто-то... не забывать, что песня – это душа полёта... не забывать, что песня... не забывать... рисую крестики, чтобы помнить, пересеченье линий... снова зерно в ладони... *** когда до тебя два вдоха, но мысленно и неслышно, я знаю, как дышит время, в затылок, скользя, на ощупь, а ты говоришь, что ночью, по звёздным ступая вишням, дойдёшь до меня и станет у сердца знакомый почерк... Слово А что для тебя слово?.. Пушистый комочек звуков? Энергия, что наука Никак отыскать не может?.. А слово летит, и множит Его в отраженьях память... Бывает, скользнёт под кожу И душу смертельно ранит... Так что для тебя слово?.. *** тени твоих волос, ноты строки легки... разве не запах роз ткёт берега реки?.. выдумай нас, не спорь... из-под прикрытых век выпорхнет лес густой, ветви и корни рек... так и случится, речь вырастет в песню вдруг... только б согреть, сберечь, в устьи обнявших рук... Цепи времён молча связывать ниточки времени в некую цепь, чертёж отношений к прошлому, частному (память навязчива) с будущим, спящим в глазах настоящего... рвётся пунктиром дыхание сонное, в дверь сновидений выйти из дома... а возвращаясь (всегда ли в те двери?..) цепи времён замыкаю на вере... Проза жизни. ...встретились однажды три маленьких смешных человечка... первый сказал: - Счастье – оно такое маленькое, как снежинка!.. второй возразил: - Нет, счастье – оно большое, как небо!.. а третий... улыбнулся, посмотрел на них и тихо-тихо сказал: - Счастье – это я... --- я счастлив… когда обнимаешь море... Когда обнимаешь море взглядом, и так громко тонут в тебе волны, бьются внутри часто... Кажется, вот счастье, ветром ожил словно, срезал тоски корку, сбросил листву горя... Когда обнимаешь море... *** молотком безопасности гвозди идей неуверенно в шаг забивать, спотыкаясь о пыльные ящики дней, чепухою заваленных часто... руководствуясь сердцем и музыкой чувств, очищать и опять наполнять... эволюция смысла. маршрут возрастов. остановка смертельно опасна... *** а знаешь, время похоже на тетиву, её отвести бы, выжать, да выстрелить словом одним – "ЖИВУ"... не равным по смыслу с "выжить"... мишени часов, перекрестье... что ж, не образ, неровный почерк... прости, я – не светлый... и ты поймёшь... я тот, кто рисует... ночью… |
12/09/2012. Наташа Маршева. Если вы здесь, на этой страничке, то, скорее всего, вы уже всё обо мне знаете.
***
в каких веках у нас отняли имена, молитвы, чувства, тайны и стихи, в которых теплилась душой строка одна, светилась истина, "ученьям" вопреки... в каких веках у нас отняли лошадей на переправах по стремнинам и ручьям, где хлопок вылинял от ветра и дождей, а звезды брызгами с луной - напополам... в каких веках у нас отняли нашу суть, волшебный голос, песнопение Земли, но, может, это не случилось как-нибудь, а все мы там, куда нас просто привели... я не жалею никогда и ни о чём, я здесь случайно, на секунду, навсегда (взаймы мгновение) с водою и огнём, с теплом и красками волшебного холста... я не вникаю в споры, спору - грош цена, меня устроит просто счастье на двоих, дорога каждого уже предрешена: закройщик смеряет, сошьёт и раскроит. стою как память, как "фигура у окна" и день колышется в потоке синевы, меняю почерк, а по сути я - одна... и - до свидания, до следущей главы... рапсодия любви когда осталось так немного, когда гаданьям вопреки, ты знаешь, что твоя дорога вдруг оборвется у реки, вдруг солнце низко наклонится, вдруг неба синий полукруг падёт на землю плащаницей, скользящей с плеч Исуса... вдруг... ты хочешь жизнь прожить, как сказку, за день один, за миг один, с лица сорвать чужие маски и маскарада серпантин... спроси её: "любовь земная, когда, молю тебя, ответь, подаришь мне крупинку рая - тот миг прожить - и умереть?" любовь молчит, уста сомкнуты, а время льётся неспеша: в куплет сплетаются минуты, и в строки - след карандаша... поэт на небе звёзды пишет, а ткач из шёлка нить прядёт, любовь когда-нибудь услышит свою рапсодию... без нот... music of thom hanreich начало сказки - в обретенном слове: извечна тайна в поиске любви, a образы из красок наготове - наполнить, излелеять, вдохновить, а в памяти неназванный, сокрытый, он - нерождённый бог, чудак, герой - из шёпота слагает, как молитву, себя и прежде сыгранную роль... танцует под гитару и цимбалу, оленю подражая и орлу без сцены, без антракта, без финала душой босой на каменном полу... ну, полетели? где же твой токсидо? и темно-красный твидовый берет?.. дыханье - легче, интересней – виды, ждут поцелуев миллиарды лет... когда не помогaeт притяженье, то крылья - просто музыка, слова, планет небесных вечное сближенье и вслед за ними - павшая листва. в китайской вазе - спелые гвоздики, в стеклянном доме - утомлённый свет. нет, не найдётся ни один великий, на знак "?" нашедший правильный ответ... игрок - актёр, и роль его - живая, а маски фальши - только до поры, придёт другая карта, козырная, придётся встать и выйти из игры... но мир от слова не перевернулся, загадка вечна - солнцем и дождём. актёр - сыграл, запомнил и проснулся... а мы? мы верим, пишем и растём... music of jun miyake ты не боишься ничего, не чуешь зла, но, словно, падает с небес луны игла, но, словно, труб и саксофонов звучный ряд - холодный взгляд на полминуты - обернуться и забыть, но слов опять влечет пленительная нить, а такт мелодии, как лестницы ступень... безумный день... учи… учи меня смотреть тебе в глаза и что нельзя произнести и предсказать; у ветра теплого дыхание легко с материков... ты понимаешь: точка встреч у всех одна, лишь различаются пути и времена, и провожающих перронов тусклый свет - возврата нет... дождем на коже - не останется следа... направо - пропасть, а налево - пустота, кто будет первым - не узнаешь… влюблены лишь наши сны... маковые зернышки*) листаю страницы любви, не читая - запутанной жизни разбитые ноты, усталое озеро воспоминаний, солёные ветры и водовороты... река прижимается бедрами к небу, которому снится полёт журавлёнка ... у веры и страсти в долгу - кто же не был?.. и зернышки мака - летят нам вдогонку... *** *)this is a free translation of a poem by a talented Turkish author Bulent Tozcan GELINCIK TOZLARI www.bulentozcan. com Okumadan atladigin sayfalar, Hayatinin kirik notlaridir... Anilar, simdi o yorgun sular; Bu siirin kanayan ruzgaridir... Her irmak kendi gogune yaslanir, Her kus kendi gogunu gok sanir. Sahiplenerek yurudugun o omur var ya; Havada ucusan gelincik tozlaridir... http://www.bulentozcan. com /gelinciktozlari.htm так я узнала, что Геленджик - это Мак в переводе с Турецкого... Bulent Tozcan's own translation in English that I used: POPPY SPRINKLES The pages you skip through without reading Are the broken notes of your life Memories are now those tired waters The bleeding wind of this poem... Each river leans on its own sky Each bird thinks its own world as its own sky That life which you've walked through with full conviction Poppy sprinkles blowing in the air... |
она верит в драконов
она верит в драконов, улыбается солнцу и рисует в тетради непонятные знаки, зажимает в ладони серебряный крестик, а на платье её нежно вышиты маки. она знала в прошлом уравнения Ландау, но её волновали измерения Тао и прогулки весной по душистому лесу и, конечно, кто автор декораций у пьесы... … она носит в кармане кристаллы и камни, и читает украдкой запрещенные свитки, озадаченно крутит, как древние маги, темно-синий глобус на нервущейся нитке она знала в прошлом и Фрейда, и Ницше, помня кредо простоe “быть счастливою лишь бы”, и от первого вздоха до строчки последней её сердце звучит для других поколений … она слушает песни саксофона и скрипки и проходит сквозь души дуновением ветра, по утрам надевает то ли шелк, то ли свежесть, и корону, как шляпку из желтого фетра... рассмешит, если хочет, рассмешит, если нужно, и отдаст половину королевства за дружбу, у неё все в порядке, у неё все готово: золотые мечи, рысаки и подковы … тот, кто встретит её на мосту патриаршем, улыбнется таинственно глазами и сердцем, и, вы помните, это о ней написали: "каблучков прозвучит и стакатто, и скерцо"... нет, она не Алиса, ведь чудес не бывает, у неё вместо крыльев - свет слепяший из рая, и осколки свободы, и легенды от феи, и альпийское небо в руках водолея... … тот, кто любит её, пишет звёздам сонеты и порой сигарету рифмует и кофе, и ему нет дела до низких материй, он даже не знает как кофе готовят за семью океанами – горы и глыбы за семью островами – черепахи и рыбы а в Австралии небо лазури синее, а в Австралии нет никого ей роднее. ... ну, наверноe, просто в эвкалиптах и клёнах, и в зелёных бульварах за стеклом и в неонах и в таких же, как эти, ненужных предметах отражаются рифмы богов и поэтов. нет ни песен, ни юбок из парчи и шифона, нет тебя и меня, нет ни фей, ни драконов; есть лишь: видящий сон, да играющий в кукол, ну а то, что сейчас: ты со мною придумал... PS. написано на ритм "ключ из пепла" белой гвардии pages of the soul страницы написаны до эпилога: сверкают бронёй гладиаторы бога, средь гор и долин пролегает их путь… страницу останется перевернуть... в последнем сраженьи на белой строке: чернила - бумаге, а память – реке… и кто-то внезапно молитву шепнёт: "oh, let it be light in your heart, camelot!"* но книга читается так - без чтеца; и нет в ней начала, и нет в ней конца, и всадник без стрел, и стремян, и седла, и вечность дорогой к вершине легла… печати, виньетки и рыцарей стать - лишь жизнь может книгу сама написать... лишь светом и грацией, нежностью - взгляд, и руки огонь на ладонях хранят, а плечи - усталость, а губы - тепло... ах, только бы им в этот раз повезло! ах, только бы кони по ветрy несли без страха, почти не касаясь земли... ах, только б на миг не закрылась тетрадь, ах, только бы этот сюжет дописать... печаль - на ресницы, a грусть - на чело - добро побеждает, но царствует зло... победы... сражения... сердце... душа... …и точки точеного карандаша... *да будет свет в твоём сердце, камелот! (англ.) негениальное стихотворение или всё меняется всё меняется: дети растут, как цветы, и меняемся мы - в яркой краске холсты, и загадки решаются, время идёт, и зима превращается в щебет из нот, и печальное сердце находит приют, и в симфонию вдруг превратится этюд... неизменным останется дождь, и река, и журавлик, летящий стрелой в облака, позолота на солнце, мерцанье небес, и стоящий стеной неприступною лес, легкой бабочки всполох в траве над водой, и от музыки мы будем плакать с тобой... inspired by 'everything must change' by bernard ighner |
26/02/2012. Юлия Мигита. Юлия Мигита pодилась и проживает в Казани (Татарстан), закончила университет с отличием. В реале имеет 4 профессии, одна из них связана с литературой. Увлечения разнообразные - от танцев до монтажа видеофильмов. Лауреат и призер различных литературных интернет-конкурсов.
Против теченья... Против теченья метельной лавины, сквозь звездопад ошалелого снега - двигался дом... буксовал, как машина, в сети пурги зарывался с разбега... Тьма расступилась: огромные фары светом ударили в ночь дальнобойно. И, громыхая кузовом старым, лапой бурана стиснутый больно - дом пробирался к невидимой цели, ветхий сарай волоча на буксире с боком, до рёбер пробитым метелью, с жизнью, сбежавшей в чердачные дыры. Дом ускорялся навстречу бурану: он торопился уехать из ночи... Господи! Солнце достань из кармана: Мимо рассвета - мы не проскочим! Мне уже не поднять... Мне уже не поднять онемевшие тяжкие крылья, Я распят изнутри, замурован под куполом дня. Подметите в душе, занесенной бедою, как пылью, Разожгите костер и согрейте ее у огня. Я - бесцельный разбег. Я - зерно, не родившее колос. Я - сто тысяч ночей за колючим забором тоски. Вместо сердца - дупло с пустотой, отражающей голос, Вместо счастья - оазис, который сожрали пески. Отвернись и уйди. Я почти не почувствую боли, Как не чувствуют камни, срываясь в ущелье со скал. Только памяти вскрик... и ветров голоса в диком поле, Только небо с овчинку и черные в нем облака. Я купаю в реке онемевшую тяжкую душу. Отвернись и уйди, чтоб не видеть ее наготу. Белый храм, что парил над землей, был тобою разрушен: Я обломки любви до сих пор нахожу за версту. Ну, прощай же теперь. Мы тогда не успели проститься. Между нами стеклянно-холодное солнце зимы.. И навылет - сквозь душу - чужие... любимые лица И счастливые дни, что судьба подарила... взаймы. |
Поезд надежды Твой поезд уйдёт без тебя...(с) Слышишь, гудка обрывается нить, мимо - колёса... Ты не Каренина: ты будешь жить криво и косо. Света хотелось? Так вот тебе мрак - злая награда. Пальцы руки в онемевший кулак добела сжаты. Плещет в лицо из-под диких колес снежное море. Белый буран твою душу занес - чёрное горе. Злобно штормит под ногами земля: сердце - над бездной. Всё бы до нитки, всё - до рубля, но - бесполезно... А над платформой пурги решето сеет иголки... Поезд ушёл, и осталось Ничто. Это надолго. |
03/08/2011. Наталья Крофтс. Родилась в г. Херсон (Украина). Окончила МГУ им. Ломоносова (Россия) и Оксфордский университет (Англия) по специальности классическая филология. Ряд публикаций в периодике (в журналах «Юность», «Слово\Word», «День и ночь», «Австралийская мозаика» и др.). Автор поэтических сборников "На маскараде душ" и "Осколки». Бронзовый лауреат конкурса художественного перевода «Музыка перевода – II» (2010), «Вице-королева поэтического перевода» («Пушкин в Британии – 2011»). Член редколлегий поэтического альманаха «45-ая параллель» и литературной газеты «Интеллигент». Живёт в Сиднее.
Переплетение миров
…А между тем вовсю ревел прибой И выносил песчинку за песчинкой На побережье. Воздух был с горчинкой От соли океанской – и от той, Что выступала на горячей коже В той комнате, в пылу, у нас с тобой… А между тем вверху, на потолке, Два существа сплелись в кровавой драме: Металась муха в крохотном силке; Нетерпеливо поводя ногами, Паук ждал ужин в тёмном уголке И к жирной мухе подходил кругами… А между тем в романах, на столе, Кого-то резво догонял Фандорин, С соседом вновь Иван Иваныч вздорил, И рдел, как кровь, гранатовый браслет... А между тем извечная река Текла сквозь наши сомкнутые руки, Через любовь и смерть, погони, муки, Сквозь океан, шумевший здесь века, – И паутинки блеск у потолка. А между тем… *** Ты оставил рубаху. Наверно, чтоб было теплей Мне в морозную ночь (Этот город прохожих не греет). Ты налей мне. Да нет – Просто чаю покрепче налей. И рассвет Мне неловко крадётся в зрачки – И алеет. Повезёт? Повезёт. До меня дотянуться легко. Присылаешь в подарок пакет – По мобильным частотам. Далеко? Да плевать. И пускай далеко-далеко... ...и со злостью рассвет бьёт палящим мячом по воротам. Роман long-distance За грош продашь и явь, и хладнокровье. Зачем тебе их скучный мир, поэт? Назад, назад, туда – в средневековье, Где «дама сердца» – лишь стихи и свет. И светится экран – и «страсти пылки»… А, может, и не страсти… Всё равно. Меня – щелчком, как джина из бутылки – за много вёрст, за много миль, за мно… – ты вызываешь… и путём астральным – не затеряться б! – на луче лечу… меж миром виртуальным и реальным – стихов и снов – и выдуманных чувств. Осколки Разбиваются – опять – на куски Все мечты, что я держала в руке. Барабанит горечь грубо в виски И болтает – на чужом языке. Поднимаю я осколки с земли – Может, склею – зажимаю в кулак. И мечты теперь – в дорожной пыли… И не там я – и не с тем – и не так… И, как вишенка, на рваных краях – На кусочках – тёмно-красным блестит Капля крови – от мечты острия, От осколка, что сжимаю в горсти. Моя Одиссея Рассеян по миру, по морю рассеян Мой путанный призрачный след. И длится, и длится моя Одиссея Уж многое множество лет. Ну что, Одиссей, поплывём на Итаку – На север, на запад, на юг? Нам, в общем, с тобою не в новость – не так ли? – За кругом наматывать круг… И знать наперёд, что по волнам рассеян Наш жизненный путанный путь… Слукавил поэт – и домой Одиссея Уже никогда не вернуть. |
***
"Кого боги хотят погубить, того они лишают разума" (Софокл) Боги неразумных поразят… …В телефон я глупости шепчу. Ум твердит: «Оставь его. Нельзя». Сердце властно требует: «Хочу». Через стык континентальных плит Я за сотни вёрст к тебе лечу. Сквозь «нельзя», которое болит, К одному желанному «хочу». И сомкнувшись так, что не разнять, Не унять и не остановить, Не понять запретов, не принять – Пьём одно кипучее «любить». …Но уводит прочь моя стезя От тебя. Ты куришь. Я молчу. Глотку жмёт суровое «нельзя» Веру потерявшему «хочу». Всё. Рука пуста. Реванш не взят. По закону чести я плачу: Падаю на остриё «нельзя» C выси недоступного «хочу». *** Ты читаешь стихи, Останавливаясь, Чтобы объяснить Непонятное слово, жаргон или точку на карте… И – осколком – блеснёт: «Бен Ехуда», «Блю Риббон», «Маккарти». Только, знаешь – не надо. Оставь мне непонятый штрих, И, притихнув – как в снежном буране – бреду через стих И ловлю на лету – и боюсь, как бы он не утих, Ощущая хрустальную хрусткость холодного града На губах. На твоих. И моих. Не объясняй ничего. Не надо. *** Иногда очень нужно спокойное слово. Без прикрас и намёков, истерик и вздохов. Разговор – как спасенье. В любую эпоху. Впрочем, это, наверно, ужасно не ново. И опять сигарета засветится точкой. Будет водка в стакане – иль кружке из стали. И опять ухожу я в гранёные строчки. Что-то сердце сдавило. Но это – детали. Письма с Мёртвого Моря Хочешь, я привезу тебе соль из далёкого моря? Белоснежно-сверкающий, твёрдый, искристый кристалл. Он впитал Столько слёз и веков, столько воли и боли... Даже доли солёной той соли Ты в Европе, поверь, дорогой, никогда б не сыскал. Я её соскребу с валуна возле Мёртвого моря, Где на вязкой воде – столько лет! – Иисуса следы. Чувство лёгкости – не утонуть! – Чувство смерти и горя, И содомову муть, И предчувствие, где-то под боком, беды – Всё впитала в себя эта соль. А тебе стоит только кивнуть – Привезу я в подарок плоды Этой вязкой воды. Хочешь, я привезу тебе древний светильник из Петры? Освещал он палаты царей или плечи цариц. Здесь теперь – только замки в скале, что взлетают на многие метры, Выше птиц, И за ними летишь – каждым взмахом ресниц. Я б хотела любовь привезти. Ты такую не сыщешь. Я её просолила на спинах пяти континентов, на вечных ветрах, И в скалистых горах, Где лишь ветер отчаянно свищет. А ещё просолила её я в своих нескончаемо-грустных стихах. Привезу я в подарок тебе – в общем, что ни попросишь... Вот – Жар-Птицы перо, или – шёлк, о котором мечтала Ассоль. Я б хотела любовь привезти, но её – поиграешь и бросишь. Ну а соль... Пригодится. С тобою останется Белая соль. |
21/07/2011. Люси Мейнстер – родилась на Украине в городе Донецке. В 1974 году – первая публикация в газете Литературная Россия. В 1991 – иммиграция в Израиль и первый сборник эссе под общим названием «Израиль, глазами близорукого». В 2002 году – иммиграция в Новую Зеландию, где были написаны романы « В поисках Родины» и «Сор из избы». В настоящее время готовится к публикации еще одна книга автора, а также, альбом песен и романсов.
***
Прохладная ладонь на лоб легла, И боль, сдаваясь, плавно отступила. А маленькая женщина ушла, И тихо двери за собой прикрыла. Я силилась понять и не могла, Как-будто снова в детство окунулась! Когда ложилась – бабушкой была, А маленькою девочкой проснулась! Все так же тихо тикали часы На книжной полке в комнате уютной. Все так же кошки длинные усы Топорщились на кухне многолюдной. И мамы нет, и мне за пятьдесят! Я в чудеса давно уже не верю. Но тикают часы, шаги звучат, И пахнет детством за закрытой дверью. Я всматриваюсь в темный коридор, Позвать хочу, боюсь, молчу упрямо. Из кухни приглушенный разговор – Не мама, нет, свекровь, и все же, мама! *** Нет, я не так сведу тебя с ума Вначале, обожгу любви словами, И маленький огарочек свечи Я затушу открытыми губами. Я напою тебя Мартини допьяна И стану любоваться глаз загадкой, Из твоего бокала крошку льда Я растворю во рту своем украдкой. Я прикоснусь душой к твоей душе! Мы будем полностью с тобой одеты, Но в зеркалах старинных, в полутьме, Вдруг, отразятся наши силуэты. Не элегантность форм, ни внешний лоск, Не облеченное в приличье пустословье, Ни взгляд, ни вид, ни цвет твоих волос, А две души, дышащие любовью. Зовут во тьму и манят в никуда... И нам ли, грешным, с зовом тем бороться? И слышен чей-то вздох издалека, Что жизнь одна и свыше нам дается. *** Полууставшие черты, Полуохрипший голос в трубке, Полузабытые мечты, Полупрощенные поступки. Полужелание вернуть, Полувозможность не увидеть, Полунеискренняя суть, Полустаранье не обидеть. Полунадежда на повтор, Полубоязнь повторенья, Полупопытка прежних сcор, Полулюбовь, полусомненье. *** М.Ш. Смерть приоткрыла двери, осторожно – И, незаметно, подступила грусть. И вот, уже судьбу потрогать можно... Дотронусь, и лицом к ней повернусь. Перечитаю все страницы с первой И до последней, горестной, строки, И выражу отчаянье, наверное, Неловким жестом, брошенной руки. Жила иль не жила – свеча горела! Не все ли вам равно, и мне сейчас, Что душу выжигала до предела, И свет сиял, невидимый для глаз. Все это непонятно, непривычно – Меня уже не будет поутру. А лист осенний будет, как обычно, Беспомощно кружиться на ветру. И, как всегда, придет дождями осень, И будет детский смех тепло дарить, И солнца луч прорежет неба просинь Для всех, кто будет по земле ходить. Из цикла " Мой город детства" Холод сквозь оконное стекло, Частый мелкий дождь стучит по крыше. В нашем старом домике тепло, Времени разбег почти не слышен. Кошка лапой открывает дверь. Все ли дома? Все, конечно, дома! Папин у стола стоит портфель, Шляпка мамы – все давно знакомо. Я вернулась через много лет В доме ничего не изменилось. Тот же в кухне приглушенный свет, Тем же блеском люстра заискрилась. Те же зеркала, в них та же гладь. Отраженье показалось странным... Дребезжит будильник. Он опять В сон мой вторгся гостем нежеланным. 24/04/12 Под струями дождя, не пряча взгляд, Подросток брел по улице пустынной. И боль в душе, и ненависти яд, И мысль о том, что пострадал невинный. Сказала мама «все, я ухожу» - Внезапно разделив на «до» и «после», Внезапно проложив сквозь жизнь межу, Оставив его детство на погосте. Судебный приговор не тем двоим, Судебный приговор ему, мальчишке… Вздох огорченья – он теперь один! И засыпает, прислонившись к книжке. А как же Новый Год? Вот этот с кем? А в День Рожденья к папе или маме? Ни дома, ни друзей, клубок проблем, И плеер c проездным в его кармане. Он стал для них чужим, он вещь в себе. Под маскою веселости беспечной, Скрывал свой страх о собственной судьбе: Как жить ему в метанье бесконечном? |
***
Говорят в стихах тоска, в глазах веселье, Говорят, что от других я прячу боль, Говорят, что это признак невезенья. Говорите, Я для Вас играю роль! Я играю развеселую, шальную, А тоскливая, к чему я вам нужна? Вы ведь любите меня, как раз такую, И душа моя под маской не видна! Вы слетаетесь, как пчелы на варенье, Поверяете свои печали, грусть. Не черпаю я в общеньи вдохновенье, Я давно все это знаю наизусть. Обладаю в совершенстве мимикрией, Невдомек Вам, что творится на душе. И порой, граничит радость с истерией... Дайте Оскара, ну, дайте мне уже! *** Хочу быть для тебя домашней кошкой, То на колени вспрыгнуть и урчать, То просто с подоконника в окошко, Глазея, на прохожих, поскучать. Хочу женой быть, ждать тебя с работы. Готовить, убирать,борщи варить, Делить с тобою горести, заботы, И о любви, по-бабьи, говорить. Хочу быть для тебя звездой Востока, Изыском ласк сводить тебя с ума, В веках хранимой волею пророка, Усталости не зная до утра... Ты на меня посмотришь без улыбки, Как-будто проглотил прокисший квас. И голосом, вдруг скрипнувшей, калитки Промолвишь, – А спиртное есть у нас? *** Знакомый аромат в потоке лиц Похожий чей-то взгляд – лица не вспомнить. Как-будто, странный, памяти каприз Пытается пробел судьбы восполнить. Дыханье юности навеяло печаль... В те годы невозможно нам вернуться, Они, как облака, умчались вдаль – До них не сердцем, ни рукой не дотянуться! Нахлынет и отпустит! Погоди, Не отпускай, побудь еще немного, Останови меня на полпути Дай мысленно пойти другой дорогой! Из цикла " Фараон" Я властелин пустынь, я Сфинкс, я – Бог! Я наблюдаю чинно с пьедестала Течение веков, из года в год Остановить, пытаясь вас, устало. Сжигаете, не строите мосты, Стараясь разгадать улыбку Сфинкса. Пытаетесь достигнуть высоты, С разбега окунаясь в волны Стикса. Царица-ночь, вернет былые дни. Отбросив тень на длинные ресницы, Блуждающие редкие огни, Осветят фараонов колесницы. Лишь бесконечность, спутница тоски, Да пирамиды с запахом чуть пряным… Но вот рассвет забрызжет и пески Вновь Солнце озарит лучом багряным. Туристов рой нахлынет, шум и крик И смесь эпох царит на древнем плато. Века, вместят в один короткий миг Под вспышки камер, осквернив, что свято! *** Приснилось нынче мне: я снова дома. На узкой кухне столик у окна, И все вокруг до боли мне знакомо, А за окном кипит, бурлит весна. И чай в сервизных чашках остывает, Варенье в вазочке рубиновым теплом. Забытый запах детства возвращает Всех, кто сидел когда-то за столом. Вот мама разливает молоко, Ей папа через стол улыбку дарит. Вот я сижу, и под столом тайком Листаю книжку, так, забавы ради. На кухне этой чисто и тепло И в доме этом мне, конечно, рады... Звонит будильник, дребезжит стекло Захлопывая двери без пощады... |
09/11/2012 NEW
Kирпичная стена Увитая плющом, кирпичная стена, Затеряна в тиши ночного сада. Там воздух свеж, покой и тишина, Там чувствуешь дыханье листопада! Там узкая аллея вдоль стены Скрывает статуй каменные лица. Безмолвных, строгих стражей старины Слегка коснулась времени десница. Калитка, скрипнув, нас пропустит в дом Здесь в зеркалах застыло отраженье Счастливых лиц, здесь ты и я, вдвоем, Вдали от всех нашли уединенье. В том доме много лет седой паук Плетет канву искусно и упрямо И ставен покосившихся испуг Озвучивая, вторит, фортепьяно. И дом, и сад заброшены, давно. Нас больше нет, остались только тени, И призраки сквозь старое окно Следят за частой сменой поколений. *** Мой Белый Мишка Во всем разнообразия игрушек Меня прельщала красочная книжка. Но всех милей мне был между подушек Лежащий смирно, теплый Белый Мишка. Он согревал мой сон своим теплом, Он веселил, когда хотелось плакать Истории рассказывал мне шепотом, О том, как уронили Мишку на пол. Собралась в путь с собой не позвала Был полон чемодан и мало места А он следил за мной из угла, Мой неприкаянный, кусочек детства. И я прошла по жизни без него Его искала, не найдя - себя винила Как вдруг однажды, Мишку моего Судьба в твоем лице мне возвратила. |
Сегодня расправлены плечи... Сегодня расправлены плечи, Нарядна и весела, Расставит женщина свечи, До блеска натрет зеркала. Круглая дата – двадцать? Сорок? Нет! Шестьдесят! Стоит ли так волноваться? Ведь не рассвет-закат! И возле глаз морщинка, И на виске седина, Талия не тростинка, А за окном весна. Держится! Не дождетесь! Жизнь ее – водевиль! Зря Вы над ней смеетесь Женщина – это стиль! Вино в хрустале играет, Она следит за игрой! Сердце такт отбивает: Хочется быть молодой! |
03/08/2013 NEW
Возвращение И вновь туда, туда, где отчий дом, Где жизнь моя так круто изменилась, Где ивы плачут горько под окном, Где время для меня остановилось. И дверь все та же. Нет, не та. Звонок. Открыла мама:– Ты совсем седая! – Так много лет прошло с тех пор, сынок, Как ты оставил дом наш, улетая. «И постарел!»–читаю по глазам. Слез не было, но маленькие плечи Дрожали мелко и моим рукам Согреть их, успокоить было нечем. –Нет, мама, ты не плачь, я снова здесь. –Надолго ли? – Надолго? Я не знаю. Дай отогреться, дай поспать, поесть Твоей стряпни,надолго, полагаю. Ну, здравствуй, комната. Ты изменилась? Нет! Ничто здесь тишину не нарушает. Портреты, книги, все, здесь много лет Грустит и сына ей напоминает. Стук в двери. Мама. – Ну, ты как, сынок? Как в детстве села на краю постели. –Ты голоден? Да ты совсем продрог! Укройся пледом! – встала еле-еле И плед достала. В клетку, с бахромой, Тот плед, что мне запомнился из детства, Которым укрывался с головой Холодной ночью, чтобы отогреться. –Ты расскажи, сынок, как жил? Ну, вот, Пришла расплата. Мама, я не струшу! Все расскажу, вернусь в водоворот, Тебе одной открою свою душу. –Там на чужбине, на краю земли Меня, как ты, конечно не любили. Но как-то жил, и годы сберегли Меня таким, как в детстве, не забыли? |
–А женщины? Ты расскажи, сынок. –Ну, жены, мама все остались в прошлом. Все срок имеет, у всего свой срок. И одному прожить сегодня можно. –А как же дети, сын? Жена, семья? Женатому – почет и уваженье… –Они любили, мама, не любя, И исчезали вночьбез сожаленья. –Друзья? – с пристрастием ведет допрос И пристального не отводит взора. Не мать, а совесть задает вопрос Без состраданья, но и без укора. –Друзей не нажил, – отвечаю я, –Знакомых много.Погулять, забыться, –Ну, выпить можно с каждым, а друзья, Такие,на которых положиться? Что мне ответить, мама? Ты строга. И я сижу, как встарь, ссутулив спину. Ни притвориться, ни соврать слегка, Нарисовав красивую картину Счастливых дней, безоблачной судьбы Порадуйся за сына – он достоин! Сбылись его безумные мечты. Перед тобой герой, герой и воин. Все понялабез слов. Ее рука, Вдруг по щеке погладила шершаво, Как в детстве успокоила слегка, Едва коснувшись, в лоб поцеловала. –Спи. Я закрыл глаза. Конец пути. Я улетал когда-то, чтоб вернуться. Яверил в то, что счастье впереди, Итак боялся с ним не разминуться. И разминулся. Счастье было здесь! Где отчий дом, где старенькая мама… Звонок. Отрыл. А там плохая весть: Из детства запоздала телеграмма… |